Кортасар Хулио - Рукопись, Найденная В Кармане



Хулио Кортасар
Рукопись, найденная в кармане
То, о чем я сейчас пишу, для других могло стать рулеткой или
тотализатором, но не деньги мне были нужны. Я вдруг почувствовал -- или
решил, -- что темное окно метро может дать мне ответ и помочь найти счастье
именно здесь, под землей, где особенно остро ощущается жесточайшее
разобщение людей, а время рассекается короткими перегонами и его отрезки --
вместе с каждой станцией -- остаются позади, во тьме тоннеля. Я говорю о
разобщенности, чтобы лучше понять (а мне довелось многое понять с тех пор,
как я начал свою игру), на чем была основана моя надежда на совпадение,
вероятно, зародившаяся, когда я глядел на отражения в оконном стекле вагона,
-- надежда покончить с разобщенностью, о которой люди, кажется, и не
догадываются. Впрочем, кто знает, о чем думают в этой толкотне люди,
входящие и выходящие на остановках, о чем, кроме того, чтобы скорее доехать,
думают эти люди, входящие тут или там, чтобы выйти там или тут, люди
совпадают, оказываются вместе в пределах вагона, где все заранее
предопределено, хотя никто не знает, выйдем ли мы вместе, или я выйду раньше
того длинного мужчины со свертками, и поедет ли та старуха в зеленом до
конечной остановки или нет, выйдут ли эти ребятишки сейчас... Да, наверное,
выйдут, потому что ухватились за свои ранцы и линейки и пробираются, хохоча
и толкаясь, к дверям, а вон в том углу какая-то девушка расположилась,
видимо, надолго, на несколько остановок, заняв освободившееся место, а эта,
другая, пока остается загадкой.
Да, Ана тоже оставалась загадкой. Она сидела очень прямо, чуть касаясь
спинки скамьи у самого окна, и была уже в вагоне, когда я вошел на станции
"Этьен Марсель", а негр, сидевший напротив нее, как раз встал, освободив
место, на которое никто не покушался, и я смог, бормоча извинения,
протиснуться меж коленей двух сидевших с краю пассажиров и сесть напротив
Аны. Тотчас же -- ибо я спустился в метро, чтобы еще раз сыграть в сою игру,
-- я отыскал в окне отражение профиля Маргрит и нашел, что она очень мила,
что мне нравятся ее черные волосы, эта прядь, косым крылом прикрывающая лоб.
Нет, имена -- Маргрит и Ана -- не были придуманы позже и служат сейчас,
когда я делаю эту запись в блокноте, чтоб отличить одну от другой: имена,
как того требовали правила игры, возникли сразу, без всякой прикидки.
Скажем, отражение той девушки в окне могло зваться только Маргрит, и никак
иначе, и только Аной могла называться девушка, сидевшая напротив меня и на
меня не смотревшая, а устремившая невидящий взор на это временное скопище
людей, где каждый притворяется, что смотрит куда-то в сторону, только, упаси
Бог, не на ближнего своего. Разве лишь дети прямо и открыто глядят вам в
глаза, пока их тоже не научат смотреть мимо, смотреть не видя, с этаким
гражданственным игнорированием любого соседа, любых интимных контактов;
когда всяк съеживается в собственном мыльном пузыре, заключает себя в
скобки, заботливо отгораживаясь миллиметровой воздушной прокладкой от чужих
локтей или углубившись в книжку либо в "Франс Суар", а чаще всего, как Ана,
устремив взгляд в пустоту, в эту идиотскую "ничейную зону", которая
находится между моим лицом и лицом мужчины, вперившего взгляд в "Фигаро". И
именно поэтому Маргрит (а если я правильно угадал, то в один прекрасный
момент и Ана) должна была бросить рассеянный взгляд в окно, Маргрит должна
увидеть мое отражение, и наши взгляды скрестятся за стеклом, на которое тьма
тоннеля наложил



Содержание раздела